Буря рождается в шорохе времени, сказал один китайский поэт. В 1968-м году на Западе стали очевидны симптомы приближающегося ненастья - безработица, война во Вьетнаме, расовая и половая дискриминация. В институтах - нищие лаборатории и «голые» библиотеки, переполненные общежития, на самых престижных факультетах тусуются дети «толстых кошельков». Университеты в Берлине и во Франкфурте кипят. Те, кого вскоре назовут «новыми левыми», с увлечением читают Маркса, Ленина, Троцкого, Мао и Че Гевару, - и пытаются воплотить на практике сухие теоретические выкладки своих учителей. Их новые кумиры - Маркузе и Адорно. Их мечта - Революция. Их оружие - пока! - слово.
Правительство Германии напугано распространяющейся «красной заразой». Принимается закон о введении армейских частей в центральные города и районы страны - в случае «внутреннего политического конфликта». Горячее желание «новых левых» - «золотой молодежи» страны - вогнать в хозяев жизни, которые решили, что держат все под контролем (интеллигентов - при журналах и кафедрах, левых - запертыми в кружках, бунтарей - безоружными и деморализованными), - начинает сбываться.
В конце мая 1967 года во время берлинской демонстрации полицейский в упор расстреливает студента. Город лихорадит... Похороны «первой жертвы новой Революции» превращаются в политический митинг. В ночь со 2 на 3 июня студенческие лидеры собираются на Ку-Дам - центральной улице Западного Берлина. «Это фашистское государство собирается всех нас уничтожить. Насилие можно пресечь только насилием! Это поколение, создавшее Освенцим - с ними нельзя разговаривать по-человечески», - говорит невысокая красивая блондинка, холодно и четко произносящая слова. Ее зовут Гудрун Энслин. Пока ее мало кто знает. Но вскоре ее портреты украсят стены всех вокзалов и аэропортов Германии.
Так, под звездами июньского неба, в тесном здании студенческого профсоюза, где набившиеся люди дышат друг другу в затылок, и ощущение единства достигает апофеоза, рождается легенда «РАФ».
Впрочем, впоследствии очевидцы разошлись в воспоминаниях. Кто-то настаивал, что вовсе не Энслин обозначила переход через Рубикон, от хаотического студенческого протеста к бомбе с часовым механизмом. Кто-то вспоминал, как в 1968 году до-вольно смазливый мальчик по прозвищу «Ален Делон» (по воспоминаниям школьных приятелей - большой шутник, по мнению тюремного психолога - большой эгоист), короче, Андреас Баадер организует и лично принимает участие в поджоге двух супермаркетов в центре Франкфурта. Он определяет свою цель так - «довести конфликт до предельной точки». Ему удается избежать ареста и нелегально уехать в Берлин, вдвоем с некой Гретой, симпатичной блондинкой, очень серьезной и аккуратной. Баадер и Энслин выберут себе подпольные клички не без умысла - «Ганс» и «Грета», неразлучные герои старой сказки, заведенные злобной мачехой в непроходимую чащу дети лесника. Новые Ганс и Грета спешат рассказать свою сказку, гораздо более запутанную, страшную и кровавую.
Тем временм в Гамбурге... В Гамбурге в редакции левого журнала «Конкрет» работает женщина. Она обаятельна и хороша собой. У нее отличная репутация, известность, образование, счастливая семья, дети, ей прочат блестящую карьеру на телевидении. Она приезжает в Берлин и делает серию репортажей для радио о местных левых. Эти материалы услышат только через 20 лет. Гамбургский студенческий театр включит их в пьесу «Прощай, пока, Ульрика!». За несколько дней до выхода своей программы в эфир Ульрика Майнхоф принимает участие в нападении на Дом правосудия, где содержится арестованный Баадер. Во время его освобождения ранен один из охранников. На процессе 1975 года Майнхоф получит за этот налет 8 лет тюрьмы.
Наше время не рождает героев - альтруизм просто не в моде! Слово, поступок пережили инфляцию, обесценились и выброшены на помойку. Бросать карьеру и семью ради ночевок на улице в мешках для мусора? Бред! Убивать людей для того, чтобы доказать свиньям их свинство, позволить убить себя во имя чего бы то ни было - полный бред! Все верно, но все же... «Товарищи, нет ни малейшей причины доказывать посторонним людям правильность чего-либо. Мы делали это достаточно долго. Мы хотим рассказать об освобождении Баадера не трусливым интеллектуалам, засранцам, которые знают обо всем лучше всех..., но тем, кто понял, что сами они - узники. Выясните, где находятся эти дома с многодетными семьями, пролетариями и их женам, которые только ждут, чтобы дать по морде тем, кому следует»v - первый программный документ «РАФ» был напечатан в левой газете «883» 5 июня 1970 года.
Надо сказать, что убивать они научились не сразу. Первые месяцы организация старательно налаживала конспиративную жизнь. Разжившись деньгами после ограбления нескольких банков, они потратили все на оружие и квартиры. Зачем? «Затем, что это верно — связывать критику системы правосудия с подрывами ворот городских тюрем, это верно - иметь собственный радиопередатчик, деморализовать полицию, располагать нелегальными квартирами для дезертиров из бундесвера, уметь подделывать личные документы для проведения агитации среди иностранных рабочих».
Автомобили большей частью воровали - знаменитую БМВ в те годы называли не иначе как Баадер-Майнхоф-Ваген (Wagen - как известно - машина). Для 82% населения в 1970 году эти две фамилии стали своего рода символами. Каждый десятый гражданин ФРГ в возрасте до 30 лет заявлял, что одобряет их действия. Каждый десятый немец из северных земель - где, кстати, находились крупнейшие угольно-добывающие и химические заводы страны - готов был предоставить ночлег скрывающемуся члену «РАФ». В расчете по стране это же предлагал каждый двадцатый.
Позднее, когда организация разрослась и нужда в фальшивых документах взяла за горло, «РАФ» начали совершать нападения на паспортные столы, выкрадывая чистые бланки и печати. Пока же десятки человек сообщают о «потере» удостоверений личности, по которым затем разъезжает «первое поколение» рафовцев. Вся эта поддержка оказывалась новоиспеченным революционерам вопреки потокам грязи, которые лила на них пресса. Их называют политическими выскочками, педофилами, солдафонами, фашистами, дешевкой, беспринципными убийцами.
Молодежь входила во вкус начатой игры. Некоторые особенно «продвинутые» начинали давать интервью жадным до любой информации о «РАФ» газетам, рассказывая небылицы о том, как Баадер или Майнхоф жили у них неделю-другую, скрываясь от полиции, как добывлаись для «товарищеи» документы и устраивались поездки на Ближний Восток. Ушлая французская журналистка по фамилии Pay за тысячу долларов продает журналу «Шпигель» отрывки из выступлений рафовцев, записанных ею во время студенческих собраний. Университетский народ радостно играет в бирюльки с системой, оккупируя ректораты. «У тех, кто выступает против власти, нет друзей и прикрытия. У этих свиней не было бы власти, если бы они не знали множество способов обеспечить ее.» Эти справедливые слова написаны в очередном заявлении «РАФ». «Сторонникам», активно дававшим комментарии в прессе, вскоре станет не до воспоминаний.
В 1971 году по стране идет первая волна обысков и арестов. Истерия властей распространяется с быстротой молнии. Полиция пребывает в ужасе и растерянности, пристреливая случайных прохожих, «подозрительно» держащих руки в карманах, даже «подозрительно глядящих по сторонам». Земельные суды оправдывает стражей закона. Известно, что с 1971 по 1978 годы жертвами полицейского психоза становятся более 140 невинных граждан.
Уже в ходе первой крупной полицей-ской операции «Кора» убиты порядка десяти человек. Лишь некоторые из них действительно имеют непосредственное отношение к «РАФ»: Петра Шельм, Георг фон Раух, Томас Вайсбекер. «Петра, Георг и Томас умерли в борьбе против смерти в лапах эксплуататоров. Их убили затем, чтобы их убийцы могли и дальше спокойно убивать, чтобы люди думали, что с этим ничего нельзя поделать. Но борьба только начинается!» Рафовцы были правы - борьба только начиналась, и это была самая настоящая, самая жестокая, самая отчаянная война в Западной Европе времен «экономического чуда».
В ответ на действия властей они начи-нают «вооруженную пропаганду». В качестве основы к действию берется опыт ведения «городской партизанской войны» в Латинской Америке. «Мы освобождали арестованных не из пропагандистских целей, а просто для того, чтобы вытащить людей из тюрьмы. Ограбления банков, которые упорно навешивают на нас, были совершены для того, чтобы собрать немного денег. На прямой вопрос о том, стали бы мы освобождать наших заключенных, если бы при этом очевидно могли пострадать окружающие - перед нами он стоит довольно часто, - можно ответить только одно - нет! Но сама постановка вопроса - «что было бы, если бы» - подразумевает множество ответов: пацифистских, платонических, моралистских, внепартийных. Кто серьезно задумывается об освобождении заключенных, не задает таких вопросов, а самостоятельно ищет на них ответы».
В мае 1972-го бомбы взрываются во Франкфурте, Мюнхене, Аугсбурге , Карлсруэ, Хейдельберге. Убиты четверо, ранены почти 60 человек. В Гамбурге две бомбы разрываются в высотке, принадлежащей газетному магнату Шпрингеру. Несмотря на трехкратное предварительное предупреждение о готовящемся теракте, Шпрингер отказывается отпустить рабочих домой - 17 человек доставлены в больницы с тяжелыми ранениями. «Мы ошибались, думая, что Шпрингер все-таки не такая свинья, какой он является на самом деле», - одно из редких «покаянных» заявлений «РАФ». Они больше не снизойдут до извинений.
В разных концах Германии убиты полицейские. «Тогда, во Франкфурте, когда двое из нас бежали во время ареста - потому что нас не так-то легко арестовать - «копы» начали стрелять первыми. Каждый раз они открывали прицельный огонь. Некоторые время мы не отвечали на выстрелы, а если и отвечали, то не целясь - так было в Берлине, в Нюрнберге, во Франкфурте. Это можно доказать, потому что это правда. Мы никогда не использовали оружие «безоглядно». Мы стреляли, когда стреляли по нам. «Копам», которые дают нам убежать, мы тоже позволяем убегать». Но эти и другие заявления «РАФ» уже не имели большого смысла. Игры кончились. Государство приняло вызов, и конец войне теперь могло положить только полное уничтожение одной из сторон.
Первого июня 1972-го трое лидеров «РАФ» - «Ганс» Андреас Баадер, Хольгер Майнс и Ян Карл Распе - задержаны во франфуртском гараже специальной группой захвата, состоявшей из 300 полицейских, вооруженных автоматами. Во время операции были задействованы бронетанковые машины. 7 июня в Гамбурге арестована «Грета» Гудрун Энслин, 9 июня в Западном Берлине - Бригитта Монхаупт, 15 июня в Ганновере - Ульрика Майнхоф, 7 июля в Оффенбахе - Ирмгард Мёллер и Клаус Иеншке. Таким образом, «первое поколение» рафовцев к середине 72-го почти целиком оказалось за решеткой. Там начался новый этап этой изначально неравной борьбы, продолжавшейся около четырех лет.
Находясь в разных тюрьмах, заключенные смогли установить контакт друг с другом и с оставшимися на свободе «товарищами» - «вторым поколением» «РАФ».
В январе 1973 года арестанты начинают коллективную голодовку, требуя перевести Ульрику Майнхоф из тюрьмы «Мертвый тракт». Особенности «МТ» состояли в звукоизолированных камерах-одиночках. Ощущение человека, проведшего в такой камере более полугода, описаны в письме Майнхоф оттуда: «Впечатление, как будто комната едет. Ты просыпаешься открываешь глаза, и чувствуешь, как едут стены. Вечером, когда солнце светит под потолком, они внезапно останавливаются. С этим ощущением невозможно бороться, невозможно понять, от чего тебя все время трясет - от жары или от холода. Невозможно понять, почему тебя трясет. Для того, чтобы разговаривать средним голосом, нужно кричать. Все равно получается какое-то ворчание - создается впечатление, что ты глохнешь. Произнесение шипящих согласных становится непереносимым. Охрана, посещения, двор для прогулок - все видно, как через полиэтиленовый па-кет. Головная боль, тошнота. При письме - две строчки, по окончании второй не помнишь, о чем написано в первой. Растущая агрессивность, для которой нет выхода. Это самое страшное. Ясное осознание того, что у тебя нет ни малейшего шанса выжить, и невозможность ни с кем этим поделиться - во время посещений переговорить не удается. Через полчаса невозможно вспомнить, было ли посещение сегодня или неделю назад. Ощущение, как будто с тебя сняли кожу».
Благодаря упрямству голодающих, которых лишили воды, Майнхоф переводят в тюрьму общего режима. Содержавшуюся вместе с ней в «Мертвом тракте» Астрид Проль суд признал недееспособной. С растроенной психикой и множеством других болезней она была отправлена домой.
Однако уже в мае еще большее количество заключенных начинает голодовку, требуя для политических арестантов равных с другими узниками прав, а также свободный доступ к политической информации для всех заключенных. Власти попытались остановить страйк, вновь лишив голодающих воды. Акция закончилась через месяц, после того, как суд принял постановление о переводе двух политзаключенных из предварительного одиночного заключе-ния в общую камеру.
10 сентября 1974 года начинается процесс над «главным практиком "РАФ"» - так Баадер аттестует флегматичного Хольгера Майнса. Через три дня его единомышленники начинают третью голодовку, которая длится почти пять месяцев. После восьминедельного отказа от пищи Майнс умирает в тюрьме от истощения. Его адвокат обвиняет в смерти своего подзащитного суд и прокуратуру, потому что «именно они определяли условия его содержания в тюрьме». Во многих городах ФРГ проходят демонстрации. В Западном Берлине «за Майнса!» застрелен председатель судейской палаты Гюнтер фон Дренкман.
В апреле 1975-го члены «боевой группы» Майнса, остававшиеся на свободе, захватывают посольство ФРГ в Стокгольме и берут в заложники 12 сотрудников миссии. Они требуют освобождения 26 заключен-ных. Полиция штурмует здание - два дипломата гибнут, убит один из террористов. Предположительный глава группы Зигфрид Хауснер тяжело ранен - несмотря на диагноз шведских врачей о его нетранспортабельности, власти ФРГ распоряжаются о перевозке Хауснера на родину. Здесь он помещается не в больницу, а в лазарет штаммхаймской тюрьмы. Через неделю он умирает.
Через месяц после Стокгольма открылся долгожданный процесс по делу «первого поколения». Специально перед ним здание тюрьмы в Штуттгарте-Штаммхайме, где содержатся заключенные, дополнительно укреплено. Газеты требуют смертной казни. Политики настаивают на введении военного положения в стране. Католическая и евангелическая церковь принимают совместное заявление, в котором поддерживают действия властей против «РАФ», осуждая нигилизм, критику государственной системы и ценностей со стороны молодого поколения.
На суде Баадер зачитывает заявление от имени заключенных, в котором, в частности, требует провести медицинское освидетельствование некоторых подсудимых, которые должны быть освобождены до процесса из-за опасного для жизни физического и психического состояния вследствие голодовок и изоляции. Баадера перебивают 17 раз. Никаких послаблений для террористов власти делать не намерены! Через 10 дней после прочтения заявления участница «РАФ» Катарина Хаммершмидт умирает в тюремной больнице. До конца года по стране катится новая волна терактов. В феврале «РАФ» удается захватить высокого берлинского партаппаратчика Петера Лоренца. Его выменивают сразу на пятерых арестованных.
Назвать процесс над «первым поколением» демократичным едва ли возможно. Число защитников было изначально сокращено до одного, но и он взял самоотвод после 85 протеста против хода процедуры. В результате подсудимые остались без адвокатов. Большая часть слушания прошла вообще в отсутствие обвиняемых. Их частные разговоры прослушивались. Столь брутальные действия со стороны государства были объяснимы - система никогда не сталкивалась ни с чем подобным и просто не знала, как себя вести. Власть даже не стремилась к тому, чтобы «сохранить лицо», оставаясь в рамках демократического законодательства. Но инстанции тянули дело, бюрократическая машина работала преступно медленно. Начнись процесс на два года раньше, кто знает, может, он и не вызвал бы столь широкого общественного резонанса. Процесс же над «РАФ» в 1975-ом остается самым громким делом в ФРГ после Нюрнберга.
8 мая 1976 года Ульрика Майнхоф была обнаружена мертвой в своей камере. По этому случаю самый мягкий и скромный из отцов-основателей «РАФ» Ян Распе выступает на суде с гневным заявлением, открыто обвиняя генерального прокурора Бубака и главу федеральной службы безопасности Херольда в убийстве Майнхоф. «Это было четкое, холодно продуманное убийство - так, как они убили Хольгера Майнса, так, как они убили Зигфрида Хауснера. Если бы Ульрика решила умереть, если бы она видела в этом единственную возможность сохранить свою революционную волю от медленного разрушения в агонии изоляции, она бы сообщила об этом нам или, в крайнем случае, Андреасу: таковы были их отношения... Все время, в течение которого я наблюдал отношения между Андреасом и Ульрикой, а это почти семь лет, их отличала нежность, чувство достоинства и определенность. И я считаю, именно благодаря такому характеру отношений Ульрика продержалась восемь месяцев в «Мертвом тракте». Это были отношения, которые могли бы развиться между братом и сестрой, объединенных общей целью... Разговор о «противоречиях», «отчуждении» между Ульрикой и Андреасом, между Ульрикой и нами, заведенный для того, чтобы этим примитивным и грязным приемом превратить убийство Ульрики в акт психологической войны против нас - в этом весь Бубак и его глупость. Ни одна из этих попыток до сих пор не доказывала ничего, кроме как факт, что нынешнюю власть в ФРГ следует считать фашистской».
В стране идут новые аресты и обыски. «Второе» и «третье поколение» «РАФ» уходят в подполье. В университетских городках закрывают несколько книжных магазинов за продажу «поддерживающий криминальные элементы литературы». В марте 1977-го начинается последняя четвертая общая голодовка. Заключенные выдвигают ряд политических условий, а также обязательные медицинские освидетельствования для всех политических. В апреле суд выносит приговор - Адреас Баадер, Гудрун Энслин и Ян Карл Распе признаны виновными по всем пунктам. В частности, в совершении б терактов и убийстве 4 человек, в 34-х попытках убийства и организации «криминального сообщества». Обвиняя «РАФ» в криминале, власти пытались превратить политический процесс в уголовный - напрасно. Виновные получают пожизненное заключение.
В эти же дни «Ульрика Майнхоф коммандо» совершает покушение на генпрокурора Бубака. Он расстрелян на месте. В заявлении, распространенном «РАФ», Бубак обвиняется в том, что лично руководил убийствами Майнса, Хауснера и Майнхоф. «Мы не допустим, чтобы наших бойцов убивали в западногерманских тюрьмах. Прокуратура не видит иного способа остановить борьбу среди арестантов, кроме как уничтожить их. Мы не допустим, чтобы прокуратура и федеральная служба безопасности мстили пойманным товарищам за те акции, которые совершаем мы на свободе. Мы не допустим, чтобы прокуратура использовала четвертую голодовку заключенных, требующих выполнения элементарных прав человека, для того, чтобы убить Андреаса, Гудрун и Яна.»
Оставшиеся на свободе рафовцы захватывают в заложники президента рабочего профсоюза и содиректора корпорации Даймлер-Бенц Ганса Мартина Шлейера. Террористы выдвигают требование - выдать им Баадера, Энслин, Распе, Верену Бекер, Вернера Хорре, Карла-Хайнца Дельво, Ханну Крабе, Бернда Росснера, Ингрид Шуберт, Ирмгард Меллер и Понтера Зонненберга. Правительство создало «штаб по кризисным ситуациям», в который вошли президент Брандт, Гельмут Коль, главы разведки, контрразведки, ФСБ, прокуратуры, несколько «силовых» министров и лидеры четырех правительств тех земель, в тюрьмах на территории которых содержались заключенные.
Но в ночь с 18 на 19 октября трое арестантов кончают с собой. Баадер и Распе стреляются. Энслин вешается. В их смерти остается много непонятного. Независимая комиссия приходит к выводу, что смерть заключенных произошла не без чьей-то помощи. Неизвестно, каким образом к ним попало оружие. Адвокаты рафовцев обвинены в сотрудничестве с подзащитными - через несколько месяцев процесса все они приговариваются к нескольким годам тюрьмы. Левша Баадер стреляет в правый висок. В камере Энслин не обнаружен стул или любая другая подставка, с которого она бы спрыгнула с петлей на шее. На следующий день после ухода из жизни трех основателей «РАФ» столь ценный заложник Шлейер обнаружен мертвым в багажнике «ауди» на франкфуртском шоссе. Ингрид Шуберт умирает в штадельхаймской тюрьме. Так заканчивается самая кровавая страница истории «РАФ».
Отдельные теракты, организованные в основном «третьим поколением», разобщенным и не любящим рисковать зря - а то и вовсе примазавшимися к «РАФ» террористическими группками, подписывающими свои воззвания знаменитой рафовской красной звездой - изредка и теперь встряхивают объединенную Германию. Умершие стали легендой и, как все легенды, медленно растворяются где-то в прошлом.
Эти люди боролись с системой и, когда поняли, насколько она мощна, выбрали ошибочную стратегию - террор. Они были максималистами и разделили мир на непримиримые «хорошо» и «плохо». Мне приходят на ум слова Элдриджа Кливера о том, что у каждого из нас есть выбор - стать частью проблемы или частью решения.
Что касается убийств - самой щекотливой темы для сторонников общепринятой морали и этики, то максималисты в «РАФ» действительно считали, что это «хорошо», попав в собственную ловушку. Впрочем, доказывая вслед за Раскольниковым, Троцким, Мао и товарищем Че оправданность убийства как блага, они были по-настоящему уверены в своей правоте: «20.000 человек погибает каждый год из-за того, что владельцев автомобильной индустрии заботит собственная выгода, а не улучшение безопасности автомобилистов. 5000 человек гибнет ежегодно на своем рабочем месте или по дороге к нему, потому что для хозяев предприятий важен объем производства, а не снижение числа несчастных случаев среди работников. Все это люди называют «естественной смертью». «С этим ничего не поделаешь», - говорят они. Но почему же отказ от смерти, протест против смерти считается преступлением? Это фальшивое общество не сможет существовать без фальшивых представлений о преступлении и смерти. Прощай, пока, «РАФ»!